"И долго след хранит любой
серебряная пыль..."
Что остаётся друзьям от человека, когда он уходит внезапно из жизни? Да ещё так трагически, как ушёл Юра Аделунг.
Первое — это боль! Ведь ему было очень больно и страшно. Он погиб от потери крови, а нас, всех тех, кто бы кинулся помогать ему всем, чем только возможно, не позвали. Мы увидели его только 12 января на похоронах. Пришли друзья, заняли весь дом, всю лестницу до третьего этажа. Не собирались там давно, не менее 15 лет. Плакали, ревели, обнимались, не могли расстаться.
Второе — остаётся итог. Итог дружбы и отношений. Юра любил людей, дарил им свою дружбу с радостью. Он был раним, обидчив и, наверное, поэтому старался держать дистанцию с людьми, но его "прорывало" и он обрушивал лавину чувств, будь то радость или гнев. По телефону мы часто ссорились по пустякам, он придирался к тону голоса, к словам и поэтому я всегда напрягалась, когда в трубке телефона слышала его голос: "Людик! Это я — Аделунг, привет!" Нередко бывал очень резок и груб, но когда разлука накапливалась долго — какими тёплыми, нежными бывали разговоры и встречи на целый день, а иногда сиживали и ночи напролёт. Он тогда хлопотал с чаем, с королевской яичницей. Мог уговаривать целый час по телефону приехать к нему домой (любил друзей звать к себе), а потом срывался и приезжал сам.
У нас дома хранятся его письма. Писал он их моей маме, Кире Николаевне Беляевой, они дружили. Письма — наброски впечатлений, строки стихов, песен, вскользь о быте, окружающих его людях. Письма были всегда неожиданны и приносили тепло. Мне написал всего два письма. В первом поздравлял с рождением сына и просил дать ему имя — Георгий, но сын уже был назван Артёмом. Второе письмо я получила от него пять лет назад, он собирался уезжать по найму надолго и это письмо было прощальным. Написано оно было как белые стихи, он писал, что есть люди как звёзды: они дарят свет людям. Писал, что его звезда всё отдала и нет больше сил жить. Просил меня, тоже отдающую свет, не всё отдать — оставить чуть себе самой. Помню, я очень испугалась, стала звонить к нему домой и оказалось, что отъезд у него сорвался и он остаётся в Москве. Голос в трубке был обыкновенный, чуть с иронией. Об этом письме мы с ним не говорили, что-то меня сдержало в тот раз.
Была общая юность, общие друзья, была любовь, которую мы запрятали каждый в себя и пошли разными дорогами — стараясь всю жизнь доказать друг другу, что всё у нас нормально, да так до конца и не убедили ни себя ни друг друга в этом. Отношения наши были растянутой в течение 32 лет синусоидой. Взлёты, провалы, обиды, горячие волны радости общения, проговоры за всю жизнь, обвинения, примирения. Слава Богу, никогда не было равнодушия, спасибо ему за это!
После смерти Отиллии Владимировны Юра ушёл с государственной службы и пришёл работать ко мне. Я тогда только начинала своё дело. Эти последние годы были очень тяжёлыми у меня, были неудачи в работе, безденежье, постоянные переезды из-за которых каждый раз приходилось оборудоваться заново. Юра верил в меня, желал мне всегда удачи и обещал, что будет рядом до конца. Он много помогал, старался утешить в трудную минуту. В этот горестный месяц мне кажется, что и сейчас он присутствует рядом на работе и мне не так одиноко.
А ещё от него осталось песни и стихи. И память о нём. В них весь Юрик! Но для друзей одиноко быть без него. Горько. Безысходно.
